Труды Льва Гумилёва ♦ ╚Анналы╩ ♦ ╚Введение╩ ♦ Исторические карты ♦ Поиск ♦ Дискуссия ♦  ? / !   ♦  @

Реклама в Интернет

История ислама

Август Мюллер

Книга пятая. АББАСИДЫ И ФАТИМИДЫ

Глава IV. ФАТИМИДЫ И ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ УПАДОК ДИНАСТИИ АББАСИДОВ

Когда 29 Раби II 297 (15 января 910) в Раккаду въезжал Убейдулла, первый халиф из семьи Фатимидов, план потомков персидского глазного врача, замыслившего истребление господства Аббасидов, был уже наполовину выполнен. Высшая власть переходила теперь в Африке от аббасидских арабов к берберам измаилитам. Занятая одновременно карматами в Аравии Лахса стала сборным пунктом, откуда тайная секта в течение каких-нибудь нескольких лет успела почти отвоевать власть багдадского правительства над Аравией, Сирией и Египтом. А непрестанно повторявшиеся нападения на Ирак открыли дорогу персидским Бундам к воротам самой столицы халифата, ибо тайная организация измаилитов продолжала действовать по-прежнему, раскинув свои сети начиная с западной Африки вглубь Персии, готовая к услугам безразлично каждого врага аббасидов, жаждущего гибели династии. Сколь преступными ни представлялись бы нам деяния этого ужасного семейства, нельзя же допустить, чтобы меймуниды или там фатимиды ≈ как они весьма удачно присвоили себе это имя ≈ готовы были удовольствоваться властью, брошенной им прихотью неслыханного рока, и были бы в состоянии хотя бы на одну секунду уклониться от преследования великого плана своего предка Абдуллы. О политике нового африканского халифа можно составить совершенно неверное понятие, если глядеть на него исключительно как на обыкновенного властелина прибрежного государства, простиравшегося между Баркой и Тангером. Не ради громкого титула и не для того, чтобы легче импонировать суеверным берберам, Фатимиды заставили величать себя халифами по примеру испанских Омейядов, едва ли когда-нибудь мечтавших о покорении всего востока. Титул ╚повелитель правоверных╩ заключал в себе для них скорее смысл неизбежно тяжкой необходимости. Неоткуда было им узнать [*1], что меч берберов когда-то разгромил при Каннах римские легионы и чуть не привел на край гибели величайшее государство древности. Но Фатимиды достаточно убедились в остроте лезвия этого меча и поняли, что наемникам Аббасидов и их эмирам не под силу будут эти дикие полчища. На первых же порах созрел у них план создать себе из берберов войско, при помощи которого, а также карматов Бахрейна могли бы они завоевать сначала Египет, а затем и остальные провинции востока. Едва минуло четыре года по вступлении на трон, сам Убейдулла предпринимает уже попытку овладеть востоком. И каждый раз, когда у Фатимидов являлась малейшая возможность, попытка возобновлялась и завоевание отчасти совершалось. Да, отчасти. С того самого момента, как хитрые узурпаторы раскинули свою резиденцию у самых врат Аравии, дальнейшее продолжение политики вытеснения династии арабских Аббасидов при помощи карматских арабов стало невозможным. Разнузданное, безграничное свободолюбие и хищничество последних обратилось теперь против тех, кто до сих пор умел понуждать их служить своим себялюбивым целям. Результатом этой политики был, во всяком случае, полный разгром багдадского халифата, а вместе с тем и потеря арабами своего первостепенного положения в исламе. Таким образом, история дома Фатимидов вследствие анти-арабского направления его целей должна составить в нашем изложении необходимую заключительную главу всего арабского периода ислама, хотя, с другой стороны, семья эта выступает временами и в следующей исторической эпохе ислама.

Цели Фатимидов тяготели, собственно, к востоку: поэтому обращали они внимание на запад не более того, насколько этого требовала самая крайняя необходимость. Они старались прежде всего заручиться содействием самых сильных берберских племен, в особенности Китамы и Санхаджы. Во всем же остальном они поступали осторожно и остерегались углубляться далеко на запад больше, чем это требовалось необходимым обеспечением перевеса названных племен, равно и собственного владычества, ≈ вот в главных чертах правительственная политика Фатимидов. Им никогда и в голову не приходило полнейшее порабощение всего побережья северной Африки, вплоть до Атлантического океана. Иначе трудно понять, каким образом могли они упустить множество случаев, когда возможно было смелым натиском занять округа от Тлемсана до Тангера и вырвать из рук властелинов Испании Омейядов отделенную от них самой природой Цеуту. Даже и это неизбежное закрепление господства Фатимидов над побережьем на восток от Тлемсана потребовало 65-летнего напряжения новых халифов, пока не посчастливилось им привести в исполнение давно лелеянные надежды на обладание Египтом. И наконец, весьма возможно, что благополучное решение обеих этих задач им удалось благодаря только особенным условиям, отличавшим резко эту замечательную династию от всех остальных родов исламских властителей. В качестве гроссмейстера тайного союза измаилитов у каждого Фатймида совесть ≈ если возможно применить это слово к людям, по принципу заботящимся только о своих собственных интересах, ≈ ничем решительно не была ограничена, лишь только дело касалось власти. Ради доброго народа своего, однако, вовсе не посвященного в сокровенные глубины высших степеней нигилистической пропаганды, вынуждены были ╚имамы╩ разыгрывать притворно роль настоящих шиитов. Само собой разумеется, что для укрепления власти постановлено было по смерти каждого из халифов предоставить одному только сыну его право престолонаследия. Таким образом, одним взмахом устранены были те пагубные распри из-за престола, которые так сильно поспособствовали гибели Омейядов и Аббасидов. Одно это распоряжение доставило дому Убейдуллы такую внутреннюю крепость, которая могла быть потрясена разве каким-либо из ряду выходящим событием или же целым поколением следующих один за другим неспособных властелинов. Но и при подобном режиме оставалась возможность восстания сына против отца, что и встречалось в истории этого дома, но ко времени упадка династии. Если ко всему этому прибавить еще высокое религиозное значение верховного главы государства, которое в глазах берберов имело особенную серьезную важность, можно себе представить, сколько преимуществ оказывалось у этого рода по сравнению с Аббасидами, не говоря уже про всех остальных эмиров. Попытки последних стать родоначальниками новых династий рушились обыкновенно при первом неспособном сыне либо внуке. И как ни странно, в сущности, но эти дерзкие узурпаторы, Фатимиды, сумели в течение целых 270 лет удержать за собой и передавать от отца к сыну свою весьма почтенных размеров власть.

Убейдулла аль-Махдий (правил от 297≈322=910≈934) считал себя призванным осуществить самолично во всем объеме программу своего дома. Не согласовавшиеся никоим образом с разыгрываемой им ролью мирового спасителя первые правительственные его распоряжения возбудили, положим, недоверие даже в некоторых кружках племени Китама, которому исключительно обязан был махдий всем своим успехом. Но отдельные восстания, возникавшие среди этого племени, были подавляемы, так же как и многие другие, все тем же неутомимым Абу Абдуллой Ши'ием. Одновременно (297=910) направлены были другие полководцы Убейдуллы против племени Зената, осадившего Тахерт. Враждовавшие с китамитами, они потому и не высказали никакой охоты подчиниться новому главе. Рассеять их не стоило, впрочем, особого труда. Между тем в то самое время, как Абу Абдулла хлопотал о восстановлении порядка в Забе, территории племени китама, между основателем новой династии и его первым заместителем возникли крупные недоразумения, при существующих отношениях неизбежные. Убейдулла желал управлять самовластно, одолевший же и дисциплинировавший племя Китама Ши'ий, состоявший и поныне во главе этого воинственного племени, оказывался для повелителя слишком могущественным. Абу Абдулла со своей стороны находил вполне естественным за заслуги, оказанные им махдию, иметь голос и влияние в управлении новым государством. Он почувствовал себя в высшей степени обиженным, когда халиф как бы намеренно не обращался к нему за советом и выказал, хотя и осторожно, явное стремление умалить всячески и ограничить влияние его личности. Его заставляли, например, тратить время попусту в преследовании незначительных разъединенных банд, препятствовавших окончательному восстановлению порядка в Забе, вместо того чтобы принимать в столице серьезное участие в решении важнейших государственных дел. Происхождение имамата Убейдуллы как духовного звания было ему слишком известно, чтобы могло внушать ему почтение. И он начал постепенно, как рассказывают, искать тесной связи с главами племени китама, чтобы добиться, если понадобится, даже силой, признания своих личных достоинств, в чем ему упорно отказывал неблагодарный властелин. Он упустил из виду беспощадность тайной организации измаилитов, а ее-то и держал твердо в своих руках Убейдулла. Намерения его были переданы халифу. Ни одной минуты не промедлил властелин отделаться поскорее от опасного подчиненного, при помощи нескольких преданных людей из того же самого племени китама. 16 Джумада II [*2] 298 (19 февраля 911) Ши'ий вместе со своим братом был умерщвлен неподалеку от Раккады; в тот же самый день, по повелению вероломного властелина, был принесен в жертву также вернейший соратник погибшего ≈ Абу Заки, только что одержавший на пользу махдия решительную победу над взбунтовавшимися в Триполисе берберами. ╚Тот, повиноваться которому ты нас научил, приказывает умертвить тебя╩, ≈ ответил один из убийц Абу Абдул-ле, когда Ши'ий умолял его не совершать такого гнусного преступления; лишивший же Абу Заки жизни наместник Триполиса приходился ему родным дядей. Этим разоблачается нагляднее всего та страшная власть над отдельными членами секты, которой пользовался неограниченно глава измаилитов; Убейдулла, как мы видели, ни на минуту не задумался устранить с легким сердцем столь боготворимого апостола Китамы. Параллель, которую мы несколько раньше проводили между этой трагедией и той, которая когда-то разыгралась на востоке между Мансуром и Абу Муслимом, становится поразительной до чрезвычайности. Что же касается нескольких отдельных восстаний среди племени Китама в 298 (911) и 300 (912/3), упоминаемых как последствия насильственной смерти Абу Абдуллы, а также возникших позднее раздоров между этими же берберами и большей частью арабского населения Кайрувана, то в них, надо полагать, принимало участие меньшинство групп этого могущественного племени. Ибо в целом оно продолжало составлять главнейшую опору Убейдуллы и его преемников. Правительство, например, в том же 300 (913) году без малейшего колебания приняло их сторону, когда население Триполиса, притесняемое некоторыми отделами Китамы, взбунтовалось. Против них же вооружилось весьма, понятно, отстаивающее свою независимость племя Зената, кочевавшее вокруг Тахерта. Побежденные несколько раз, они были усмирены окончательно 4 Сафара 299 (1 октября 911), когда непокорный город был взят. Поставленный здесь наместником Масала Ибн Хаббус, глава племени Бену Микнаса, в течение 13 лет строгими мерами поддерживал порядок и до самой смерти доблестно прикрывал на западе тыл махдия. Проникнув со своими микнаситами к Магрибу [*3], занял он в 308 (920) владения идрисидов. Стремление Убейдуллы по возможности как можно менее навязывать себе хлопот на западе выказалось в данном случае весьма рельефно; положим, управление страной возложено было, в сущности, на одного из старейшин Микнасы, на Мусу Ибн Абу'ль-Афию, но идрисидуЯхье предоставлен был все-таки в распоряжение город Фец с титулом эмира. Правда, несогласия между обоими последними, возникшие в 309 (921), вызвали необходимость возобновленного вмешательства Масалы и удаления идрисидов. Но мы увидим вскоре, что Фатимиды ничего не имели против продолжения существования династии алидов, лишь бы они держались спокойно. В том же самом 309 (921/2) перебрался Масала через Атлас и занял снова Сиджилмасу, которая в 297 (909) прогнала гарнизон китамитов и впустила берберов Бену Мидрар. Теперь и Убейдулла, защищенный с тыла и совершенно полагавшийся на неусыпность пограничного своего полководца, мог без особенной самонадеянности начать постепенно приводить в исполнение свой излюбленный план завоевания Египта. Довольно неприятного свойства известия пришли из Сицилии в тот самый момент, когда махдий решился приступить к своему великому предприятию. Дело в том, что арабская знать на острове, обитавшая в Палермо, подобно тому как главная квартира берберов расположена была в Джирдженти, не посмела на первых порах (297=910) отказать в повиновении назначенному Фатимидами эмиру. Но вскоре этого человека возненавидели все на острове. В Палермо вспыхнуло восстание (299= 912); оно повторилось в 300 (913) и охватило наконец весь остров. Арабы соединились с берберами для свержения африканского ига и присягнули как независимому эмиру одному всеми уважаемому человеку, Ахмеду Ибн Курхубу. Убейдулла остался, однако, при своем. Ему нежелательно было тратить понапрасну свои силы на походы в Сицилию и на запад. Он махнул рукой на Сицилию, предоставляя ей временно распоряжаться своей судьбой как вздумается. Оттуда издалека он не ждал ни помощи, ни нападения. К концу 300 или началу 301 (913) [*4] махдий отправил своего 22-летнего сына Абу'ль Касима с войском и флотом, через Триполис, на восток. Без особых затруднений покорена была Барка, также и Александрия (нач. 302=914). В Египте после падения тулунидов долгое время царил страшный беспорядок. Хотя Текин, турецкий наместник аббасида Муктадира, и успел восстановить отчасти порядок в стране, но располагал слишком слабыми силами, чтобы дать настоящий отпор энергическому нападению извне. Таким образом, значительная часть страны на север и запад от Фустата была занята измаилитами, как вдруг Абу'ль Касиму пришло в голову отозвать назад своего подчиненного полководца Хабасу, командовавшего до сих пор передовыми отрядами, и назначить на ответственный пост другого. Взбешенный Хабаса покинул немедленно лагерь в сопровождении толпы всадников и поспешно направился к Магрибу, к своему брату, жившему в Тахерте. Убейдулла распорядился изловить обоих, предупреждая возможность дальнейших козней. Когда обе окровавленные головы легли у его ног, мрачный тиран, как бы озаренный философским наитием, воскликнул: ╚Странная превратность судеб! Восток и запад вот этим головам показались тесны, а теперь помещаются обе в этом ящичке!╩ А между тем потеря руководителя не прошла юному принцу даром. При первом известии о вторжении Фатимидов эмир аль-умара Мунис быстро собрал войско и направил его в Египет. С помощью новоприбывших Текин разбил наголову берберов. Абу'ль Касиму пришлось спасаться с остатками армии. Вскоре и Барка, где он оставил гарнизон, восстала. Китамиты по своему обыкновению и здесь стали обходиться с мирными жителями крайне жестоко. Таким образом, Фатимиды лишились и этого небольшого успеха, остававшегося еще после трудного похода. И из других мест приходили в Раккаду известия не особенно благоприятные: сицилийский эмир, ибн Курхуб, оказался человеком способным и предприимчивым. В угоду багдадскому халифу, не избалованному вообще расположением ближайших эмиров и карматов, он предписал во всей Сицилии чтение молитв за Муктадира вместо махдия. Кроме того, в конце 301 (июль 914) эмир снарядил к африканским берегам флот, который, нанеся поражение остававшимся здесь кораблям фатимида, не принимавшим участия в экспедиции египетской, разграбил приморский город Сфакс. Но благоденствие храброго эмира продолжалось недолго. Уже в 300 г. (913) возникли в войске его смуты; всеобщее неудовольствие было вызвано обложением Этны, в уступах которой еще к концу владычества аглабидов засели христиане. Попытка умиротворить их оказалась трудной, пришлось совсем отказаться от предприятия. Некоторое время спустя вследствие претерпенного флотом кораблекрушения не удался также хищнический набег на Калабрию, что возбудило среди сицилийских берберов ропот на арабского их предводителя. Не помогло также и то обстоятельство, что в середине 303 г. (начало 916) византийская императрица Зоя, желая обратить все свои силы против болгар, обязалась особым договором платить ибн Курхубу значительную дань. В начале 304 г. (август 916) берберы возмутились, захватили в плен эмира и отправили его к махдию. По повелению Убейдуллы над ним совершена была жесточайшая казнь. Немедленно же высланы были на остров сильные отряды из племени Китама. По своему обыкновению принялись они со свирепостью опустошать и грабить; на некоторое время злополучная Сицилия очутилась под владычеством Фатимидов. Таким образом, получался здесь снова удобный операционный базис для дальнейших опустошительных набегов на южную Италию, предпринятых по приказанию Убейдуллы между 306 и 318 г. (918≈930). Производились они большей частью с помощью славянских рабов, которых число как раз к этому времени значительно размножилось во всех мусульманских странах, особенно же на западе, так как дружный натиск на Балканский полуостров славянского мира нисколько не препятствовал сербам, хорватам и другим мелким народностям продолжать вести междоусобные войны и продавать попутно пленных муслимам, быстроходные капера которых, шнырявшие вдоль Адриатического побережья, были как нельзя лучше приспособлены к деятельной торговле невольниками. Мы увидим впоследствии, какую политическую роль суждено было сыграть этим самым славянам в Испании. Фатимиды пользовались ими по преимуществу для вербовки на свои крейсеры матросов: воинственные, алчущие добычи люди были как нельзя более подходящими к этому делу. Наконец подобно тому, как ранее сделал ибн Курхуб, махдий дал понять Византии, что готов заключить мирный договор. Соглашение действительно воспоследовало. Император Роман обязался, само собой, уплачивать дань. Теперь Убейдулла направил свой хищнический флот к берегам Лигурийского моря. Незадолго до своей смерти (начало 322=934) он выслал к Генуе экспедицию, которая опустошила окрестности города, а в следующем году (323=935) произведено было еще большее кровопролитие. Нападение сделано было на самый город, находившийся в то время в цветущем положении. Пострадало мужское население, взята была несметная добыча вместе с тысячами детей и женщин. На возвратном пути много зла причинили пираты Корсике и Сардинии. Возникшие к этому времени некоторые затруднения в царстве Фатимидов положили предел всем этим хищническим набегам.

Но все это были только второстепенные занятия, махдий ни на минуту не упускал из виду своей главной цели. Уже в 304 (916/7) занята была снова Барка, а в 306 (919) направился наследник престола Абу'ль Касим с новым войском, состоявшим из китамитов, других берберов и арабов, на восток. В Сафара 307 (10 июля 919) взята была Александрия и разграблена; вся часть страны на запад от Нила до самого Ушмунейна была покорена. В это время как раз умер наместник аббасидский. Вместо него снова назначен был Текин. Ему удалось одержать победу у Фустата, а одновременно напали на африканский флот у Рашида (Розетта) посланные по распоряжению эмира аль-умара из Тарса корабли. Обливаемые горящей нефтью, корабли фатимидов загорелись и были почти все истреблены (Шавваль 307=февраль≈март 920). В том же году, вероятно, по приказанию Убейдуллы, 307 (919/20), карматы произвели нападение на Басру с целью отвлечь сюда силы аббасидов. В Мухарреме 308 (май ≈ июнь 920) вступил сам эмир аль-умара Мунис со свежими войсками в Египет. После прибытия еще нескольких новых отрядов из Ирака войскам халифа удалось в течение 308 (920/1), после целого ряда битв, мало-помалу вытеснить Абу'ль Касима из страны. Но Барка осталась на этот раз за Фатимидами. Из нее принц прибыл обратно в столицу I Раджаба 309 (5 ноября 921).

Резиденция переместилась к этому времени на другое место. На востоке новая династия неохотно вообще остается в местопребывании своих предшественников. Жители старинной столицы продолжают весьма упорно сохранять верность низвергнутой династии. Аббасиды основали Багдад, Аглабиды ≈ Раккаду, по примеру их Убейдулла заложил в 300 или 303 (912/3 или 915/6) невдалеке отТап-суса аль-Махдию ≈ ╚город махдия╩. В 308 (920/1) властелин мог уже переселиться во вновь отстроенный город. Расположенная на берегу моря, новая столица была самым подходящим местом для пребывания повелителя, коего все внимание устремлено было одновременно на Сицилию и Египет. Положим, на десяток с лишним лет пришлось пока оставить помышления о вторжении в Египет. Убейдулла пришел к убеждению, что необходимо несколько выждать и дать окрепнуть молодому его государству. Поэтому все следующие годы старается он занять свои эскадры хищническими морскими набегами и приумножить награбленными богатствами казну свою. Тем временем, однако, Масала позаботился об усилении могущества Фатимидов на западе, о чем было отчасти упоминаемо нами и выше. Но как добросовестно ни исполнял свою обязанность в этом направлении глава микнаситов, оставалось еще достаточно элементов, могущих в искусных руках сделаться опасным оружием против самого же махдия. Обо всем этом повелитель своевременно получил довольно подробные сведения; так что, когда Масала пал в 312 (924) во время похода против вечно беспокойного племени Зената, приняты были немедленно же меры к возможному замещению в другом пункте потери личного влияния умершего полководца. С этой поры на западной окраине Заба воздвигнута была новая крепость Мухаммедия (ныне Мсила). Она стала главной квартирой наместника Магриба, а на место Масалы назначен был один из его подчиненных, ибн Абу'ль Афия. И действительно, можно было, по-видимому, смело положиться также и на этого старейшину микнаситов. В 313 (925) один из идрисидов взбунтовался в Феце. В короткий срок он набрал столько приверженцев, что в одном сражении даже осилил наместника. Но этот последний уже в 314 (926), положим, при посредстве измены успел снова овладеть взбунтовавшимся городом и умертвил опасного соперника. Когда же поход наследника престола, Абу'ль Касима, предпринятый через некоторую часть запада (315/6 = 927/8), не принес особенно выдающихся результатов, ибн Абу'ль Афия сумел до 319 (931) завладеть всем Магрибом, за исключением одной Цеуты, где засела кучка идрисидов. Именно это новое положение, казалось бы, столь благоприятное для Фатимидов, должно было в последние годы владычества Убейдуллы привести к довольно нежелательным осложнениям.

Могущественный Абдуррахман III, первый кордовский халиф в Испании, не мог спокойно глядеть на то, что у самых врат его государства вместо беспорядочной горсточки подданных бессильного идрисидского владеньица расположился влиятельный представитель высокопарящего рода, обладающий притом характером самым беспощадным. Уже при первом появлении Фатимидов недоверчиво следил Абдуррахман за происходившим здесь. Он помог в 305 (917/8) одному маленькому владетельному князьку Наку-ра, прогнанному было Масалой, снова отвоевать родной свой город, а в 314 (926) войска омейяда заняли даже крепость Мелиллу, как известно, и до сих пор главный форпост испанцев в Африке. Теперь же, когда успехи Ибн Абу'ль Афин в Магрибе становились все грозней, Абдуррахман послал, недолго думая, гарнизон в Цеуту и выгнал оттуда идрисидов. Ибн Абу'ль Афия не питал особенной личной привязанности к Фатимидам. Могущественный властелин Испании, могший в каждое мгновение высадить в Цеуте большое войско, внушал ему гораздо более уважения, чем махдий, находящийся почти в 200 немецких милях от Феца. И вот в 319 (931) полководец становится в ленные отношения к омейяду. Наместник Тахерта, положим, нанес изменнику поражение, и временно предатель должен был даже покинуть Фец (321=933); но победоносное войско Фатимидов слишком рано очистило Магриб; уже в 323 (935) Ибн Абу'ль Афия становится снова господином на западе. Все эти события не были, однако, такого сорта, чтобы серьезно тревожить двор махдия. Но со смертью Убейдуллы это изменилось.

Ночью 14 Раби I 322 (3/4 марта 934) бывший глава тайной секты, ставший сразу властелином большого государства, испустил последний свой вздох. Кривыми путями, бессовестным применением самых ужасных средств вскарабкался он на престол. Нельзя, впрочем, отрицать, что махдий доблестно продержался на этой головокружительной высоте благодаря только своим громадным способностям, энергии и... вероломству. Спрашивалось, переживет ли сотворенное им государство кончину своего основателя, ибо как ни верен вообще расчет на глупость и суеверие толпы, тот, кто прозревает на этом свете следы высшего порядка, может с некоторого рода самоудовлетворением подмечать, что в расчетах, упомянутых выше, попадаются зачастую и порядочные прорехи. Убей-дулла пользовался успехом в качестве махдия, т. е. спасителя; призванием его было положить конец безбожному и основать на земле царство Божие. Так продолжалось при его жизни ≈ а, будучи махдием, он не мог умереть ≈ и следовало с упованием ждать в будущем исполнения им обещанного. Теперь же скончался тот, который выступил с подобными претензиями, им, однако, не осуществленными. С течением времени Фатимиды постарались, разумеется, выпутаться и устранить вопиющее противоречие, переформировав постепенно основной свой догмат. По измененному толкованию, нужно еще ждать последнего натика, настоящего махдия. А в данную минуту нельзя было и удивляться, что немедленно же в 322 (934) появился в Триполисе ╚ложный╩ махдий, а в 323 (935), вскоре после отправленной в Геную второй экспедиции, кроме ибн Абу'ль Афин в Феце, весь Тахерт сразу охвачен был восстанием. Аль-Каим би-амр-илла ╚следующий Божиим велениям╩ ≈ такой титул принял сын и наследник Убейдуллы, Абу'ль Касим; надо же было, понятно, вступить в конкуренцию с Аббасидами по вычурным прозвищам. Если понимать слово ╚Каим╩ в первоначальном его значении ╚стоящий╩, в таком случае новый властелин вполне заслужил свой титул. Ибо выдержке этого хотя и не всегда счастливого, но храброго и стойкого воина (управлял с 322≈ 334=934≈946) обязан африканский халифат своим сохранением. В самом начале, впрочем, обстоятельства не казались особенно страшными. Хотя полководец Кайма, Мейсур, осаждал с 323 (935) безуспешно в Феце Абу'ль Афию, но вскоре в 324 (936), завязав искусно переговоры с жителями этого большого города, он довел предприятие до недурного конца, поставив осажденного полководца в безвыходное положение. С оставшимся ему верным войском ибн Абу'ль Афия не мог уже сладить с Мейсуром. Разбитый наголову, принужден был он бежать за Атласский хребет в пустыню. И позже старался он тайком злоумышлять в разных местах против Фатимидов, но вскоре скончался в 327 (938/9). Владения его переданы были весьма благоразумно идрисидам (325=937), имевшим еще множество приверженцев в Магрибе, а со времени занятия Сеуты испанскими войсками успевшим поссориться с Омейядами. На возвратном пути от Феца Мейсур снова покорил Тахерт (324=936). И до такой степени Каим уверился в своих берберах, что предпринял третий поход в Египет, назначив начальником экспедиционного корпуса вольноотпущенника Зейдана. Положение дел действительно было таково, что предвещало, по-видимому, быстрый успех предприятию. Непрекращавшиеся потрясения, причиняемые борьбой с карматами, и пагубные распорядки эмиратства привели халифат при ничтожном Мук-тадире на край гибели. Но после долгой борьбы теперь именно достиг Мухаммед, сын Тугжда, наместничества в Сирии и Египте. Это был совершенно иного закала человек, чем все его предшественники. Поэтому едва только Зейдан временно занял Александрию, немедленно же далеко превосходящий его воинским дарованием противник заставил фатимидского полководца снова очистить город и тотчас же начать полное отступление. Каим решился собрать большие полчища, направить их снова против Мухаммеда, называвшегося с 327 (939) года Ихшидом. К счастью фатимида, готовая уже к выступлению армия еще не успела двинуться в свой дальний поход, как над головой властелина внезапно разразилась страшная буря, долгое время собиравшаяся среди полного зашитья. Абу Язид Махлад из племени Зената придерживался подобно многим другим берберам старинного учения хариджитов. Еще при Убейдулле начал он свою проповедь против махдия в непроходимых ущельях гор Аурас; здесь проживало к тому же множество хариджитов. Успех его пропаганды возрос значительно со смертью старого властелина, как бы подтверждавшей злобные выходки проповедника против обманщика. Благоприятствовало ему также немало вспыхнувшее в 325 (937) восстание в Сицилии, возбужденное самоволием и жестокостью тамошнего наместника Салима Ибн Рашида. Посланный туда Каи-мом Халиль Ибн Исхак, несмотря на свою непреклонную беспощадность, успел потушить бунт лишь после трехлетней ожесточенной борьбы, пролив целые потоки крови. Ужасы расправы затронули даже чересчур крепкие нервы арабских историков, отзывавшихся о них с содроганием (329=940). Вслед затем созрел и заговор в Африке. В 332 (943/4) Абу Язид спустился наконец с гор вместе с племенами аурас. К полчищам его примыкали всюду недовольные и сбитые с толку берберы; все это широкой волной хлынуло на восточные провинции. ╚Человек на осле╩, так прозвали начальника возмутившихся по его неизменному верховому животному, имел 60 лет от роду. Долгая и исполненная опасностей жизнь заговорщика сделала его отчаяннейшим фанатиком. Его приказания, дышавшие и без того презрением ко всему, что считается гуманным, приводились в исполнение дикими кабилами с жестокостью, превосходившей, быть может, даже самые намерения предводителя. Он направился по прямому пути к месту пребывания халифа. Бунтовщики взяли Аль-Урбус [*5], Беджу, Тунис и разорили их дотла, дико свирепствуя. Чувствительное поражение, нанесенное мятежным полчищам войсками халифа, заставило предводителя их повернуть на юг. На этот раз подверглась ужаснейшему опустошению (333=944) Раккада и Кайруван. Ставший было наперерез Мейсур, между Раккадой и Махдией, был разбит мятежниками и пал в сражении. Взята была затем Суса, над которой разразились все те же неистовства, и осажден был сам Каим в Махдии. Обложение города продолжалось почти круглый год. Халиф и гарнизон города, из племени Китама, с величайшей стойкостью отражали бешеные нападения осаждающих. Долгое время посланцы повелителя тщетно взывали о помощи у продолжавших преспокойно кочевать в Забе китамитов и проживавших в нынешнем Алжире групп племени Санхаджа. Даже и среди этих племен смерть махдия поколебала, надо полагать, прежнюю их веру. Наконец китамиты пришли в движение по собственному побуждению, но были разбиты при Константине; зато удалось одному из старшин Санхаджа, Зири, доставить в город целый обоз с провиантом. Город был спасен. Между тем вокруг все было давно уже разорено, с каждым днем труднее добывалось пропитание, осаждающие начинали выказывать нетерпение. Абу Язид делался, несмотря на это, все заносчивее, а берберы нетерпеливее. Одно племя за другим покидало его; пришлось поневоле в начале 334 (945) снять осаду. Но конца восстания еще не предвиделось. Абу Язид сразу же изменил свое обращение с берберами; новые подкрепления открыли ему возможность еще раз перейти в наступление, но благоприятный момент был уже упущен мятежниками. Напиравшее с запада ополчение китамитов хотя еще раз понесло поражение, однако войска халифа постепенно стали одерживать верх. Собравшись в последний раз с силами, набросились шайки бунтовщиков на Сусу, защиту которой взял на себя и на этот раз Каим. Халиф скончался во время осады 13 Шавваля 334 (18 мая 946) лишь 54 или 55 лет от роду, истощенный чрезмерным напряжением последних лет. В сыне его и наследнике, Абу Тахире Изма'иле (334≈341=946≈953), счастливо соединялись выдающиеся воинские доблести и энергия вместе с кротостью, свойством, весьма редко встречавшимся в этом страшном роде. И это самое качество души делало его более всякого другого способным завершить тяжкую междоусобицу. Чтобы не уронить дух в войсках, он скрыл прежде всего смерть отца. В одной удачной вылазке ему посчастливилось разбить Абу Язида и принудить его поспешно отступить. С этой поры опасный мятеж стал быстро затихать. Масса приверженцев покинула предводителя бунта, Кайруван запер перед ним ворота. Следовавший за ним по пятам Изма'ил сумел ≈ где ласковостью, где снисходительностью ≈ расположить в свою пользу запуганное население. Попытка Абу Язида коварно нарушить только что наступившее было по взаимному соглашению перемирие и одержать новую победу не привела ни к каким результатам благодаря присутствию духа и личной отваге фатимида. Противнику пришлось поневоле спасаться в конце концов на запад. До самого начала 336 (середина 947) упрямый фанатик все еще пытался возбуждать новые волнения и отчаянно отбивался от преследующих его. Окруженный наконец в последнем своем убежище в горах, он был смертельно ранен. Погибелью главаря мятежа закончилась эта грандиозная четырехлетняя борьба. Омейяд Абдуррахман не преминул, конечно, воспользоваться стесненным положением своего опасного соперника. Один из надежнейших его генералов, Ибн Томлос, переплыл нарочно Гибралтар, с тем чтобы возбудить восстание среди племени Зената, кочующего вокруг Тахерта. Но стоило только Изма'илу после одержанных им побед двинуться на запад, и возмутившееся племя поспешило ему навстречу с изъявлениями покорности. Возвратившись назад в Кайруван, фатимид объявил о смерти отца своего, официально принял сан властелина, а вместе с ним, и по всей справедливости, титул Аль-Мансур ╚Победоносный╩. Магриб, впрочем, продолжал по-прежнему волноваться. Идрисиды, де